Учитель Чичикова ("Мертвые души")

Смотри также Творчество Гоголя

"Большой любитель тишины и хорошего поведения и терпеть не мог умных и острых мальчиков: ему казалось, что они непременно должны над ним смеяться. Достаточно было тому, который попал на замечание со стороны остроумия, достаточно было ему только пошевелиться или ненароком моргнуть бровью, чтобы попасть вдруг под гнев. Он его гнал и наказывал немилосердно. "Я, брат, из тебя выгоню заносчивость и непокорность! — говорил он: — я тебя знаю насквозь, как ты сам себя не знаешь. Вот ты у меня постоишь на коленях! ты у меня поголодаешь!" "Способности и дарования — это все вздор, — говаривал он: — я смотрю только на поведение. Я поставлю полные баллы во всех науках тому, кто ни аза не знает, да ведет себя похвально; а в ком я вижу дурной дух да насмешливость, я тому — нуль, хотя он Солона заткни за пояс". Он не любил насмерть Крылова за то, что он сказал: "По мне уж лучше пей, да дело разумей", и рассказывал с наслаждением в лице и в глазах, как в том училище, где он преподавал прежде, такая была тишина, что слышно было, как муха летит, что ни один из учеников в течение круглого года не кашлянул и не высморкался в классе и что до самого звонка нельзя было узнать, был ли кто там, или нет". Отличил Чичикова. — За глупость или другую вину У. был выгнан из училища и с горя принялся пить; наконец, и пить уже было ему не на что, больной, без куска хлеба и помощи, пропадал он где-то в нетопленой, забытой конурке. Бывшие ученики его, умники и остряки, в которых ему мерещились беспрестанно непокорность и заносчивое поведение, узнавши об жалком его положении, собрали тут же для него деньги, продав даже многое нужное; один только Павлуша Чичиков отговорился неимением и дал какой-то пятак серебра, который тут же товарищи бросили, сказавши: "Эх ты, жила". Закрыл лицо руками бедный учитель, когда услышал о таком поступке бывших учеников своих: слезы градом полились из погасавших очей, как у бессильного дитяти. "При смерти на одре привел Бог заплакать, — произнес он слабым голосом и тяжело вздохнул, услышав о Чичикове, прибавя тут же: — Эх, ПавлушаІ Вот как переменяется человек! Ведь какой был благонравный! ничего буйного — шелк! Надул, сильно надул..."